КЯЗИМ: Чистое слово

*  *  *

У каждого народа рождаются поэты, с наибольшей силой воплощающие историю своего народа, его мудрость и муки, его радость и боль. У балкарцев таким поэтом был Кязим.

«Стихи, сказанные иве у горной реки», «Моя старая сакля», «Ослику с израненной спиной» – немного найдется в горской поэзии творений, подобных им по силе гуманизма, любви к родине, ко всему живому… То, что им создано, – поэмы «Раненый тур», «Бузжигит», его философские четверостишия, его лирика – вровень с самым высоким [*].

Наталья Капиева

 *  *  *

Балкарские поэты в те годы лишились возможности учиться не только у родного фольклора, но и у основоположника и классика балкарской поэзии Кязима Мечиева.

Причин забвения К. Мечиева много. Этот вопрос требует специального изучения. Очевидно лишь то, что богатое наследие замечательного поэта-реалиста, у которого каждый мог бы почерпнуть многое из мудрой науки жизни, познать культуру художественного слова, долгое время оставалось вне поля зрения балкарских поэтов.

В члены Союза советских писателей К. Мечиев был принят лишь в 1938 году. Изданы же были его произведения впервые только в 1939 году.

Но и после этого отношение к его поэзии оставалось неопределенным.

«Надо отметить глубокие, сильные стихи народного певца Кабардино-Балкарии»,– писала о нем критика. Но пропагандировались далеко не лучшие произведения поэта; его дореволюционное творчество не собиралось и не издавалось.

В предисловии к первой книге поэта «Мое слово» говорится, что в первой своей песне («Жалоба») он рассказывает о тяжелой доле горянки. И что «о старом насильственном времени Кязим сложил несколько песен. Но они до наших дней не дошли». Таким образом, все дореволюционное творчество известного по всей Балкарии народного заступника искусственно сводилось к нескольким песням, которые к тому же «не дошли» до поэтов 30-х годов. И такое писалось о живом поэте, который в любое время мог восстановить все им созданное: он был поэтом-письменником, к тому же многие его произведения знали наизусть в народе [*].

Нина Байрамукова

*  *  *

Балкарские поэты называют его Учителем.

Балкарский народ уже столетие поет песни, сложенные им, повторяет строки, в которых Мудрость соседствует с Красотой, Благородством и Правдой…

Видевшие его говорят, что лицом, обветренным гор­ным ветром и обласканным горным солнцем, нетороп­ливостью и скромным нравом, трудолюбием и неукро­тимым стремлением к Правде, Красоте, Свободе был он похож на землю, которую любил, и на чабанов, среди которых жил.

Он был такой же, как его земляки, и особенный. <…>

Явление Кязима Мечиева – поэтического голоса ду­ши балкарских горцев – при всей своей незаурядности и исключительности – явление закономерное и истори­чески неизбежное…

Народ не может быть иным. Доказательство тому – неистощимые сокровищницы фольклора, которым владеют все народы Земли независимо от своей численности и величины занимаемой территории. Песни, причитания, заклинания, хабары, баллады, анекдоты, сказы и сказки… в истоке своем имеют автора, который ос­тавляет в народной памяти не имя, а свое творение. Ге­ниальность безымянных сочинителей подтверждается бессмертием когда-то сказанного ими и увековеченного народом слова.

Народ не может жить без первопроходцев, иначе он перестает жить. История каждого народа и всего че­ловечества в целом складывается из деяний дерзких, посмевших перешагнуть установленные границы – вре­мени, пространства, художественного и научного мыш­ления…

В личности Кязима Мечиева счастливо соединились гениальность истинно народного певца и судьба перво­проходца. Сын неграмотного ремесленника Бекки из за­терянного в горах Хуламо-Безенгийского ущелья аула Шики обучился грамоте, вышел из ущелья, гонимый жаждой знания, постиг тайны арабского и персидского языков, искусство поэзии тюрков, арабов, персов, запи­сал арабскими буквами первые балкарские стихи, воз­можно, не понимая, что тем самым закладывает осно­вы родной литературы… <…>

…Судьба оказалась добра кПоэту, и сегодня благодарный балкарский народ чтит память Учителя, Кузнеца человеческой души, Поэта, навсегда вписывая в историю Балкарии его великое и незабы­ваемое имя! [*]

Светлана Алиева

*  *  *

Махмуд, Гамзат Цадаса, Батырай, Ирчи Казак, есте­ственно, были моей давней любовью. Кязим Мечиев, к сожалению, для меня открылся как классик, как большой поэт позднее. Несмотря на это, Мечиев стоит в моей душе рядом c теми, кто создавал, пестовал душу, характер горских народов Кавказа. Среди тех, чья судьба сплетена с судьбой родной Балкарии, а следова­тельно, всего Кавказа, всех горских народов Кавказа.

Я склоняю свою голову перед ним, как перед одним из своих учителей [**].

Расул Гамзатов

*  *  *

Я думаю, что 125-летие Кязима Мечиева – одного из самых великих поэтов Кавказа – это праздник всей балкарской поэзии, праздник моих друзей Kaйсынa Кулиева, Алима Кешокова, Танзили Зумакуловой… Это праздник всей кабардино-балкарской литера­туры.

Только очень грустно и больно, что удивительные произведения Кязима Мечиева слишком мало издаются в нашей стране и немногие из читателей знакомы с его поистине прекрасной, мужественной поэзией. А ведь он из тех редких явлений, коих нужно переводить и издавать на многих, многих языках [*].

Лев Ошанин

*  *  *

Кязим Мечиев был кузнецом и поэтом, он был необходим своему народу как мастер по железу, и он де­лал все, что нужно беднякам.

Его поэзия, его песни сделали Мечиева мастером художественного слова, который необходим не только его земле, его народу, но и всем другим народам.

Кязим Мечиев родился в горах, где реки наши берут начало, его поэзия берет свое начало также в горах. Родные горы сообщили его песням, его стихам дина­мику движения, чтобы эти стихи дошли до сердец всех читателей[**].

Алим Кешоков

*  *  *

Путь песни Кязима Мечиева можно было бы сравнить с жиз­ненным путем Сулеймана Стальского и Гамзата Цадасы или Дмитрия Гулиа, первых столпов поэзии и культуры кавказских народов…

И не вина Кязима в том, что его творчество недостаточно знают. (А впрочем, самое хорошее вино не часто подают к столу, и от этого оно становится еще заманчивей, исключительней).

Верю в то, что Кязим еще за­звучит в полный голос и достойно войдет на мировой форум поэзии, как первый певец балкарского народа, как проникновенный, любящий землю и человека худож­ник[***].

 

Михаил Дудин

*  *  *

Поразительно не только то, что в маленькой горной стране явился поэт незаурядной культуры и крупного дарования, но и то, что Кязим, бывший знатоком восточной поэзии и не знавший русской и европейской лирики, первым в Балкарии сделал шаг – и какой шаг! – к тому, чего достигла гуманистическая мысль Европы[****].

Станислав Рассадин

*  *  *

…Лев Толстой внимал бы ему с уважением. Для кибернетики – главное заключается в информации, в сообщении. Кязим о многом сообщает. Вот почему этот старик горец ближе современной науке, чем многие выпускники Литинститута.

Я чувствую, что Кязим музыкален высшей музыкальностью – естественностью и полезностью фразы. Он строит стих, как горец саклю: все, что нужно для жилья в горах, есть в этой сакле, а то, что не нужно, – к чему оно? [*]

Семен Липкин

*  *  *

Его родина – Кавказ – была местом изгнания российских поэтов. А сам он был изгнан с Кавказа в далекую восточную сторону, Ка­захс­танскую степь. Кязим был изгнан так, как когда-то ве­ликий ук­раинец Тарас Шев­ченко – без права говорить с народом и писать стихи.

Кязим-хаджи с юных лет был искателем счастья. В молодые го­ды в поисках рая стал паломником, ездил в старое время в Мекку и Медину через безводные Аравийские степи. Томимый жаждой, про­шел песчаные, жар­че ада, пустыни, а в поздние новые времена сам стал безвинным мухаджиром под надзором властных конвоиров.

Он, преклонявший свою голову над святым для ве­рующих му­сульман Черным камнем Каабы в Мекке, хо­дивший по каменистым дорогам родной Балкарии, был изгнан со скалистой своей родины и пал на праведном пути, на песчаной тропе в Средней Азии, и холл­мик последнего его приюта не нашел себе кусочка кам­ня ни с му­сульманской святой земли, ни с родных бал­карских гор, чтобы зем­ляки-потомки, новые поколения могли поклониться ему как самому божеству правды, совести своего народа.

В те черные дни он был с народом. Oн шел по камени­стой кром­ке скал, над глубо­кой пропастью горных до­рог. Кружилась голова от горя и безысходности у без­винного народа. Это было ночью. Это была тропа смерти. Кружилась в этот час и его мудрая голова, но он нашел в своем щедром и мужественном сердце един­ственно пра­вильные слова. Это были мотивы ни гнева, ни мести, ни отчаяния, а слова утешения, призыв к выдержке. Он, как отваж­ный вожак, по­чуяв опасность и беду, обратился к своим соплеменникам с мудрым словом: «Крепитесь, мои дорогие, идет лавина бед, не падайте духом, лишь сильный осилит дорогу, и солнце над нами взойдет!»

Это был подвиг. Это был звездный час его ума, когда слово было дороже хлеба, дороже жизни!

В тот нелегкий мартовс­кий день 1944 года, когда страна сражалась с ковар­ным внешним врагом, когда лучшие сыны гop вместе с воинами других наций и племен спасали большую Родину, балкарский народ шел со стихотворцем Кязимом в неведомый далекий край, не зная, за что поругана ма­лая родина, потушены огни очагов и родные аулы обре­чены на попечение одичалых собак и жалобное ржание коней, потерявших своих всадников, на безмолвие пус­тых колыбелей, лишенных своих младенцев.

Поэт не был еще старцем, но в свои 85 лет он стал невольным мухаджиром – узником железных эшелонов.

Ему, быть может, каза­лось, что он снова с верблю­жьим караваном едет по старому аравийскому маршруту с надеждой, что, как и прежде, возвратится в родную Балкарию, но на этот раз непредвиденный и безвинный хадж был последним путешествием в его жизни.

Прошла лавина бед и стра­даний, она унесла немало жизней. Затих песчаный ураган над Талды-Курганом. Рас­сеяны тучи несправедливости. Имя легендарного Данко балкарцев Кязима Мечиева возвращено на­роду. Оно возвращено родным белоснежным горам в таком же чистом виде, как снега Эльбруса, как его вы­сокая поэтическая вершина. Творчеству Кязима принад­лежит самое почетное мес­то у очага балкаро-карачаевской поэзии. Нас всегда волнует емкость его мыслей, выразительность его обра­зов, чеканная точность техники стиха, подлинно на­родный язык его произведений [*].

Азамат Суюнчев