На обороте заявления приписано: «Мужчина росту среднего; волосы, брови черные; лицо чистое; глаза карие; нос, рот и подбородок обыкновенные. Особые приметы: на голове – продольный шрам, на левую ногу хромой».

 

Канцелярия начальника Терской области.

Начальнику Нальчикского округа[***]

28 мая 1904 г.

 

Канцелярия уведомляет Ваше Высокоблагородие для зависящих распоряжений, что 5 и 6 сего мая выпущены из Батумской морской врачебно-наблюдательной станции для следования на родину возвратившиеся из Мекки паломники, жители вверенного Вам округа:

…сел. Безенгиевского: Казимъ Мачуевъ.

 

 

Рассказывает Балдат Шаваева [*]

В Шики я родилась и Кязима знала с самых малых лет. В нашем доме долгое время хранился конверт, а в нем мечиевские послания из Мекки. Конверт один, а посланий несколько – всем членам семьи. У многих наших односельчан были послания Кязима, написанные им на святой земле. А у детей его – сыновей и дочерей – в письмах этих были и стихи. Из Мекки он привез четки, раздал их каждому, кто читал Коран. Родители рассказывали, что по возвращении Кязима во всем селе был праздник большой – резали баранов, радовались, обнимались, хаджи славили. Мне Кязим подарил блестящие четки и Коран, который я читала, изучив арабские буквы.

Кязим в Мекку ездил несколько раз. Это было очень дорого, но у кого Коран есть, у того и деньги будут. Ездил, и живой возвращался, а вот наш сосед с ним поехал, да там и остался, умер.

Каким он был? Никогда не сердился, ни с кем не ссорился. Мирил спорящих, причем так быстро и убедительно добивался примирения, что многие удивлялись, почему они сами не дошли до такого простого решения. Ему доверяли все без исключения. Он был по-настоящему святым человеком. Все люди ему были близки, ни для кого он не делал исключения, денег за советы не брал. Жили Мечиевы бедно, но дружно. В кузне его было тепло, и часто оттуда доносился смех молодых ребят, которые заходили помочь старику, тянулись к нему. Он им читал свои стихи, рассказывал о путешествии в Мекку, о том, что сам пережил и видел.

 

ЗАЯВЛЕНИЕ [**]

жителя Безенгиевского общества X. Казима Мечуева

 

Представляя при сем увольнительный приговор за № 26, выданный мне Безенгиевским обществом об увольнении меня в город Мекку на паломничество, имею честь покорнейше просить Ваше Высокоблагородие выдать мне свидетельство на получение из канцелярии начальника Терской области шестимесячного заграничного паспорта в Турцию.

Проситель Х. К а з и м М е ч у е в

15 марта 1906 года. Безенги.

*  *  *

…Кязим Мечиев предпринимает решительный, муже­ственный шаг: уже в зрелом возрасте, на скудные средства, он вновь отправляется в страны мусульманского Востока – те­перь уже с четкой целью углубить свои познания, увидеть, что делается в мире за пределами ущелья и, возможно, пополнить шикинскую «каменную библиотеку» новыми книгами.

В своих скитаниях по арабскому и тюркскому миру он посетил Шам (Дамаск), Багдад, Каир, Стамбул, слушал лекции в знамени­том медресе омейядов в Шаме, в каирском университете. Он стран­ствовал в пустыне с посохом в руке, коротал ночи с крестьянами в поле и сравнивал их жизнь с жизнью простых людей родного ущелья. Посещая знаменитые мечети, он восхищался не столько ри­туалом мусульманских служб, сколько мастерством великих зодчих Востока. Кто знает, быть может, именно в этом путешествии и воз­ник замысел нового произведения, зажегся в нем свет Бузжигита, трагического образа зодчего – героя его будущей одноименной по­эмы. Ясно одно: в этот раз Восток открылся перед Кязимом Мечиевым по-новому, теперь он предстал перед ним как перед художни­ком и мыслителем [*].

А. Теппеев

 

Вспоминает Токай Хуламханов [**]

…Это было зимой 1906 года. Меня, тогда десятилетнего мальчишку, отец Жижу Хуламханов взял с собой в Ак-кала – ме­стность, расположенную на южной стороне Безенгийского ущелья. Здесь прижались к скалам сделанные из плетня са­райчики под земляными крышами. В них содержали скот бедняки-безенгиевцы. Они ежедневно приходили сюда кормить его, совершая трехки­лометровый путь из селения.

Как сейчас помню, стояло ясное морозное утро. Февральское солнце искрилось в ослепительных снежных вершинах. В чистом голубом небе не было ни облачка. Казалось, вся природа радовалась ясному дню. И только группа пожилых мужчин в оборванных бешметах, понуро си­девших около своих жалких коров­ников, унылым видом нарушала кар­тину ликующей природы. Это были бывшие крепостные-бедняки Билял, Карто, Чепе, Чыгыр, Асланбий, Бияслан, Зекерия Чочаевы, Жижу Хуламханов, Бекмурза, Чекали, Чютюй, Тяниш Жазыкоевы и еще несколько человек. Они только что покормили остатками сена своих худых коров и – в который раз! – делились между собой невеселыми мыслями, с завистью посматривая на северные склоны, где раскину­лись плодородные сенокосные земли.

Дело в том, что совсем недавно эти угодья были общественными. За годы пользования крестьяне тщательно очистили их от камней и кустарников, огородили каменным забором и получали хорошее сено. Но князья Сюйюнчевы захватили эти богатые сенокосы, и безенгиевцы вынуждены были косить травы над обрывами и по краям ущелья.

Но и этих труднодоступных участков было мало, кормов не хвата­ло, жить приходилось тяжело. Обо всем этом толковали между собой бедняки в то утро.

В это время верхом на коне показался Кязим Мечиев. Он ехал из местности Кажирги-сырт. На нем была мохнатая старая папаха, бешмет, открытый на груди и затянутый полотенцем. Его длинная палка, на которую он опирался при ходьбе, лежала поперек седла. Увидев Мечиева, крестьяне оживились, зная, что он обязательно подъедет к ним. Так оно и случилось. Кязим повернул с дороги, и Бияслан Чочаев пошел ему навстречу, помог сойти с коня.

Пожав каждому руку, Кязим внимательно посмотрел на лица крестьян и спросил:

– Что не веселы, о чем печали­тесь?

– А чему нам радоваться? – ответил мой отец Жижу. – Вот смотрим на сенокосные земли, которые отня­ли у нас таубии Сюйюнчевы, и сердце кровью обливается.

Опустив голову, Кязим задумал­ся.

– Что нового в мире? Расскажи, Кязим, – попросил Билял Чочаев.

– Новостей много, да они до нас поздно доходят.

Говоря это, он бережно вытащил из-за пазухи старую, обтрепанную по краям газету. Видно было, что она побывала во многих руках.

– Эта газета отпечатана в Кры­му на татарском языке, – сказал Кязим. – В ней рассказано, как прошлой зимой в Петрограде бедные люди толпой пошли к царю, чтобы он помог им в нужде, потому что дальше так жить было им невмого­ту.

– Ну и что, помог им царь? – нетерпеливо спросил Бекмурза Жазикоев.

– Царь – палач. Он приказал стрелять в них. Было убито много невинных мужчин, женщин и детей, площадь усеяли трупы, обагрили кровью, – взволнованно, со слезами на глазах сказал Кязим. – Но ни­чего. Посмотрите на Тебень-Чегет. На этой поляне росла густая трава, осенью ее скосили. Весной выби­лась новая зелень. Так и вместо убитых встанут новые. И их будет больше, чем травинок на Тебень-Чегете. Придет время – мы тоже будем хозяевами своей земли.

Кязим указал на меня и добавил:

– Если мы не доживем до это­го дня, то наши дети дождутся свет­лого времени.

Так закончил свою беседу Кязим. Потом он попрощался со всеми и уехал в Шики.

Посмотрев ему вслед, Билял Чочаев сказал:

– Кязим многое знает, потому-то так уверен, что придет свободная жизнь. Недаром старшина запрещает ему бывать на аульских сходах.

 

*  *  *

В 1909 году в Темир-Хан-Шуре (Дагестан) вышла книга, ставшая первым печатным изданием на бал­карском языке с арабским алфавитом, она же – первая книга Кязима Мечиева. Ее название «Китап муршид анниса» – «Наставление женщи­нам»; балкарское название «Къылыкъ китап» – «Книга по эти­ке». Вошли в книгу одноименное прозаическое произведение Локмана-хаджи Асанова [*] и поэма Кязима Мечиева «Ийман-ислам».

Объем книги – 42 страницы на аджаме; деятельное участие в ее подготовке принимал шейх Сулеймен Чабдар, редактировавший и правивший авторские тексты. Как указывается в выходных данных, книга издана на средства «Лукман Асани из Балкарии». Переписчик книги – известный катиб Газимухаммед сын Мухумедали из Уриба (1858–1942), участвовавший в составлении, пере­писке книг, изданных в типографии М. Мавраева.

Книга «Къылыкъ китап» имела удачное название, кото­рое впоследствии было перенято ку­мыкскими учеными. Так, Абусуфьяном Акаевым в 1914 году была издана книга под таким же названием, в четырех частях которой пред­ставлены различные морально-этиче­ские каноны ислама. А. Акаев также перенял художественный прием Кязима Мечиева – изложение канонов ислама через поэтическую речь, как весьма привлекательную для читателя[**].

Т. Биттирова

Страницы книги «Ийман-Ислам»

 

Рассказывает Тахир-хаджи Атмурзаев [*]