…Кязим как слепок, реальное воплощение балкарской первосу-ти. В кузне своей он выковывал образ этой самой балкарской сущ-ности; и это ему удалось! Ему и Кайсыну.

…До неправдоподобия чисто прожитая жизнь, жизнь в смирении и труде. Так не бывает, так быть не может, но так очень и очень из-редка случается.

Таким надо быть человеком – не жалея плоти своей, потрудить-ся, от всей души спеть и Богу помолиться. И все это вместить в коротенький день. Работа, песня, молитва – день в день, всю жизнь. И некогда ни служить, ни прислуживаться; есть время на людей по-смотреть, но нет его, чтоб себя показать. Некогда сподличать, поза-видовать. Некогда, времени, слава Богу, не хватило – день коротким оказался. И встретились два «дурака» («К «дураку» Кязиму приехал «дурак» Кайсын»); и не знают, то ли смеяться, то ли плакать – день коротким оказался. Молчали, глядя на остановившуюся реку и утекающие горы. И день тот был бесконечен, ибо их молчание вмещало и ушедшее, и видимое, и грядущее.

...Стою у могилы Кязима. И в душе вперемежку: горе, радость, надежда. Я скорблю о безвинно убиенных. Радуюсь выжившим и вернувшимся. Горжусь, что я с ним одной крови. Мы с ним одной крови. Надеюсь, что кровь эта возобладает в нас. Когда останки человека не напоминают о тлене, а утверждают жизнь – это хорошо!

Кязим – как зримый укор: опять – не так сделал, ничего не сказал. Кязим – укор, но укор добрый, с теплинкой в глазах, и будто его ладонь на голове твоей…

Он пока не стал героем большой литературы – равным прожи-той жизни. И не потому, что не увидели, не поняли… Там – надо было выжить. Здесь – приспособиться. Вот и некогда, и воплотить пока некому. Но есть память, а будет память, придет и человек, обязательно придет и расскажет нам о Кязиме. Неужели мы не выстрадали гения, способного понять и показать другим эту великую простоту?

Кязим – человек, интеллигент, рабочий, крестьянин, поэт, фило-соф, теолог – и все ипостаси равны. Такое вообще не встречаемо и даже не слыхано, и звучит как сказка. А он и жил, и был… И это чистейшая правда – простая и сложная, как вдох и выдох.

Попытаться сравнить его с кем-то – не получается. С чем-то – есть шанс. С неприхотливой горной травой. С вершинами, что пронзают небо. С пустыней, куда ушел. Со всем естественным: приходящим, уходящим и возвращающимся… С подорожником, пробив-шим твердь земную у дороги, у той дороги, по которой, если по-счастливится и до зубного скрежета поработается, собирая себя, возможно и нам удастся пройти.
Такая цельная, до детских слез желанная, чужая собственная жизнь, тобой не прожитая*.

Б. Чипчиков

*Отрывок из неопубликованного эссе «Вглядываясь в Кязима…».